Манифест малевича к черному квадрату, Чёрный квадрат — Википедия
Петрова Евгения. Художники были также адвокатами, веселыми рассказчиками анекдотов, психологами, ботаниками, зоологами, археологами, инженерами, но художников-творцов не было». Мастера Рима и Греции, достигнувшие знания анатомии человека и давшие до некоторой степени реально изображение: были задавлены эстетическим вкусом, и реализм их был опомажен, опудрен вкусом эстетизма. Мы видели, как искусство на рубеже веков освободилось от балласта навязанных ему религиозных и политических идей и обрело свою собственную форму, то есть форму, соответствующую его внутренней природе, и стало, наряду с двумя уже упомянутыми, третьей независимой и столь же обоснованной точкой зрения.
Но я преобразился в нуле форм и вышел за нуль к творчеству, то есть к Супрематизму, к новому живописному реализму — беспредметному творчеству.
Футуристы, отвергнув разум, провозгласили интуицию как подсознательное. Но создавали свои картины не из подсознательных форм интуиции, а пользовались формами утилитарного разума. Следовательно, на долю интуитивного чувства ляжет лишь нахождение разницы между двумя жизнями старого и нового искусства. В самой конструкции картины мы не видим подсознательности. Мы видим скорее сознательный расчет построения. И Супрематизм есть чисто живописное искусство красок, самостоятельность которого не может быть сведена к одной.
Бег лошади можно передать однотонным карандашом. Но передать движение красных, зеленых, синих масс карандашом нельзя. Живописцы должны бросить сюжет и вещи, если хотят быть чистыми живописцами. Раньше он жил каким-то настроением. Ждал восхода луны, сумерек, надевал зеленые абажуры на лампы, и это все его настраивало, как скрипку. Но когда его спросишь, почему это лицо кривое или зеленое, он не мог дать точного ответа.
Быстрая смена вещей поразила новых натуралистов — футуристов, и они стали искать средства их передачи. Поэтому конструкция видимых вами футуристических картин возникла от нахождения на плоскости точек, где бы положение реальных предметов при своем разрыве или встрече дали бы время наибольшей скорости. Нахождение этих точек может быть сделано независимо от физического закона естественности и перспективы. Они отвергали прежние ценности и нормы как в творчестве, так и в жизни: эксцентрично одевались, устраивали необычные представления прямо на улицах, в стихах избегали рифмы, а в живописи — статичности и неподвижности.
Их главная цель — показать, как стремительно меняется новый мир, преобразуя все сферы от политики до искусства. Главной ценностью футуристы считали драйв. Опасность, мужество, насилие, возбуждение, удовольствие, борьба — без всего этого последователи Маринетти не представляли новый мир. Малевич и другие завороженные молодые люди в первую очередь воспринимали футуризм как революцию в искусстве.
Прежнее искусство Малевич считал буржуазным по злой иронии в х уже его картины в СССР назовут буржуазными. Классическая живопись для Малевича сводилась к «галстуку на накрахмаленной рубашке джентльмена» и «розовому корсету, стягивающему разбухший живот ожиревшей дамы».
Сам Малевич в духе кубизма и футуризма разработал собственную концепцию — супрематизм. Название происходило от латинского слова supremus, то есть «наивысший», и подразумевало, что его последователи превзойдут все искусство, которое было до них.
В чем заключался метод супрематизма? В радикальном отказе от предметности или, проще говоря, в отказе от подчинения творчества объектам, которые изображает художник. В классической живописи искусство обязательно служит высшей цели: автор доносит какую-то идею или как минимум изображает что-то конкретное. Малевич и другие художники-супрематисты ставили превыше всего не предмет, то есть не «что», а само творчество, то есть «как». Картина в понимании супрематистов не должна была что-то изображать.
Они стремились уничтожить академизм и все его проявления в искусстве: жанровые и стилистические категории, однообразие, механизацию. Вместо всего этого Малевич призывал добиваться абсолютной свободы выражения, не ограниченной академическими, ремесленными или социальными рамками.
Мы, подписавшие этот манифест, первыми подняли знамена Революции Искусства, беспощадного уничтожения законов академизма, подставляя голову свою под удары брани, свиста и насмешек печати и толпы. Нами был разрушен тот оплот Академизма, под гнетом которого истинные задачи творчества гибли в досужей фантазии и под чисто ремесленными задачами выполнения художественных портретов, пейзажей, жанров». Произведения супрематистов не воспроизводили обычную реальность, а уничтожали ее с помощью схематичных фигур, четких линий и насыщенных цветов.
И самый сокрушительный удар по привычному миру нанес именно «Черный квадрат». Идея картины появилась у Малевича, когда он работал над созданием декораций к футуристической опере Михаила Матюшина и Алексея Крученых «Победа над Солнцем» в году.
Идея произведения — что в нем равная роль отводилась разным формам искусства: словам, визуальным образам и музыке. Исполняли оперу актеры-любители, персонажи казались абсурдными, а уловить единый сюжет оказалось невозможно.
Главный посыл — победа силы и техники над несовершенной природой, пленение солнца с помощью созданного человеком электрического света. Постановка намеренно получилась эпатажной и произвела сенсацию.
Для одной из сцен Малевич подготовил задник с черным квадратом, который символизировал гроб для солнца. Образ получился простым, даже примитивным, но настолько мощным, что засел в голове у художника. Он писал: «В году, отчаянно пытаясь освободить искусство от мертвого груза реального мира, я нашел убежище в форме квадрата».
Два года спустя, в м, Малевич представил «Черный квадрат» на футуристической выставке «0,10» в Санкт-Петербурге.
Она так называлась, потому что в выставке участвовали 10 художников, а ноль обозначал обнуление искусства, к которому они стремились. Среди всех попыток обнулить прежний порядок и перечеркнуть традицию самую мощную и радикальную предпринял именно Малевич.
Символизм картины проявился даже в необычном расположении. Если на обычных выставках экспонаты находились примерно на уровне глаз зрителей, то на «0,10» все холсты висели вразнобой — от пола до потолка.
Но самое примечательно место занимал именно «Черный квадрат». Его повесили в верхний угол зала — туда, где православные русские люди традиционно ставили иконы. Получалось, что художник утверждает новое начало не только в изобразительном искусстве, но и в религии, отвергая традиционные представления об устройстве мира и его пределах. Икона представляла окно в другой мир. Малевич выбрал принципиально иной способ взаимодействия с реальностью, обозначил собственные права и закрасил это окно черным цветом.
Художники старой формации молились о вдохновении, а поклонники говорили, что у них талант от Бога. Основатель супрематизма показал, что не нуждается ни в какой божественной искре, чтобы перевернуть историю искусства.
Малевич считал «Черный квадрат» первым значимым полотном, которое не изображало бы что-нибудь в обычном мире. Художники были судебными следователями, чинами полиции, составлявшими разные протоколы о порченых продуктах, кражах, убийствах и бездомных бродягах. Художники были также адвокатами, веселыми рассказчиками анекдотов, психологами, ботаниками, зоологами, археологами, инженерами, но художников-творцов не было».
Рассуждения Малевича — как и большинства авангардистов — могут показаться самоуверенными. Его картина — это антипод, отрицание мира, который предположительно создал некий Творец, и совершенно новая реальность. Восторженные единомышленники писали, что «Черный квадрат» «поглотил все стили изобразительного искусства, которые существовали до него, заблокировал возможность натуралистичной имитации и теперь сам существует как абсолютная форма».
Картину называли tabula rasa — «чистой доской», которая отменяла все привычные приемы, ходы, идеи и ценности. Чувство является определяющим фактором… и, таким образом, искусство приходит к беспредметному представлению в супрематизме.
Все, что определяло объективную идеальную структуру жизни и «художественных» идей, концепций и образов, художник отбросил в сторону, чтобы прислушаться к чистому чувству. Искусство прошлого, которое стояло, по крайней мере, внешне, на службе религии и государства, обретет новую жизнь в чистом неприменимом искусстве супрематизма, которое построит новый мир-мир чувств….
Красный квадрат Живописный реализм крестьянки в двух измерениях. Казимир Малевич. Когда в году, в отчаянной попытке освободить искусство от балласта объективности, я нашел убежище в квадратной форме и выставил картину, которая состояла не более чем из черного квадрата на белом поле, критики, а вместе с ними и публика вздохнули: «Все, что мы любили, потеряно.
Мы в пустыне… Перед нами не что иное, как черный квадрат на белом фоне! Квадрат казался непонятным и опасным для критиков и публики… И этого, конечно, следовало ожидать. Восхождение к вершинам необъективного искусства трудное и болезненное… но, тем не менее, это полезно. Знакомое отступает все дальше и дальше на задний план… Контуры объективного мира все больше и больше стираются, и так идет, шаг за шагом, пока, наконец, мир, «все, что мы любили и чем мы жили», не теряется из виду.
Никаких больше «подобий реальности», никаких идеалистических образов, ничего, кроме пустыни! Даже меня охватила робость, граничащая со страхом, когда дело дошло до того, чтобы покинуть «мир воли и идеи», в котором я жил и работал и в реальность которого верил. Но блаженное чувство освобождения от необъективности увлекло меня в «пустыню», где нет ничего реального, кроме чувства… и так чувство стало сутью моей жизни.
Я понял, что «вещь» и «понятие» были заменены чувством, и понял ложность мира воли и идеи. Супрематизм — это повторное открытие чистого искусства, которое с течением времени было затемнено накоплением «вещей».
Мне кажется, что для критиков и публики живопись Рафаэля, Рубенса, Рембрандта и т. Стала не чем иным, как скоплением бесчисленных «вещей», которые скрывают свою истинную ценность и чувство, породившее ее. Единственное, чем восхищаются, — это виртуозность объективного представления. Если бы можно было извлечь из произведений великих мастеров выраженное в них чувство действительной художественной ценности, то есть и скрыть это, публика, наряду с критиками и искусствоведами, никогда бы даже не упустила этого.
Если кто-то настаивает на оценке произведения искусства на основе виртуозности объективного представления и правдоподобия иллюзии и думает, что он видит в самом объективном представлении символ вызывающей эмоции, он никогда не будет участвовать в радостном содержании произведения искусства.
Широкая публика все еще убеждена сегодня, что искусство обречено на гибель, если оно откажется от имитации «горячо любимой реальности», и поэтому она с тревогой наблюдает, как ненавистный элемент чистой чувственной абстракции все больше и больше продвигается вперед…. Искусство больше не заботится о служении государству и религии, оно больше не хочет иллюстрировать историю нравов, оно больше не хочет иметь ничего общего с объектом как таковым и верит, что оно может существовать само по себе и для себя без «вещей» то есть «проверенного временем источника жизни».
Но природа и смысл художественного творчества по-прежнему неправильно понимаются, как и природа творчества в целом, потому что чувство, в конце концов, всегда и везде является единственным источником любого творчества. Эмоции, которые зажигаются в человеческом существе, сильнее, чем сам человек… они должны любой ценой найти выход, они должны принять открытую форму, они должны быть сообщены или приведены в действие.
Это было не что иное, как стремление к скорости… для полета… который, ища внешнюю форму, привел к рождению самолета. Ибо самолет был сконструирован не для того, чтобы перевозить деловые письма из Берлина в Москву, а скорее для того, чтобы подчиниться непреодолимому стремлению этого стремления к скорости принять внешнюю форму.
Положение дел в искусстве точно такое же, как и в творческих технологиях… В живописи я имею в виду здесь, естественно, принятую «художественную» живопись можно обнаружить за технически правильным портретом мистера Миллера или гениальным изображением цветочницы на Потсдамской площади ни следа истинной сущности искусства, ни каких-либо признаков чувства. Живопись — это диктатура метода репрезентации, цель которого — изобразить мистера Миллера, его окружение и его идеи.
Черный квадрат на белом поле был первой формой, в которой проявилось необъективное чувство. И все же широкая публика видела в необъективности репрезентации гибель искусства и не понимала очевидного факта, что чувство здесь приняло внешнюю форму. Супрематический квадрат и исходящие из него формы можно уподобить примитивным знакам символам аборигенов, которые в своих сочетаниях представляли не орнамент, а чувство ритма.
Супрематизм породил не новый мир чувств, а, скорее, совершенно новую и прямую форму представления мира чувств. Квадрат меняется и создает новые формы, элементы которых могут быть классифицированы так или иначе в зависимости от чувства, которое их породило. Когда мы рассматриваем античную колонну, нас больше не интересует пригодность ее конструкции для выполнения своей технической задачи в здании, но мы признаем в ней материальное выражение чистого чувства.
Мы больше не видим в нем структурной необходимости, но рассматриваем его как самостоятельное произведение искусства. Но бродяга недолго задерживается на одном месте, и как только он уходит когда заставить произведение искусства служить «практическим целям» больше не кажется практичным , работа восстанавливает свою полную ценность.
Старинные произведения искусства хранятся в музеях и тщательно охраняются не для того, чтобы сохранить их для практического использования, а для того, чтобы можно было наслаждаться их вечным искусством.
Разница между новым, необъективным «бесполезным» искусством и искусством прошлого заключается в том, что полная художественная ценность последнего выявляется признается только после того, как жизнь в поисках какого-то нового средства оставила его, тогда как непримененный художественный элемент нового искусства опережает жизнь и закрывает дверь «практической полезности».
Таким образом, новое необъективное искусство является выражением чистого чувства, не ищущего ни практических ценностей, ни идей, ни земли обетованной….
