Лиза алерт вольный наблюдатель,
Звезды интеллектуальной прозы. Впервые в таком объеме привлекаются и параллели из истории зарубежного моностиха: французского, итальянского, испанского и латиноамериканского, английского и американского, японского, румынского, белорусского. Французская трилогия. Брейниг [Breunig , ], а вслед за ним и Жак Жуэ [Jouet ] — впрочем, годом позже выпустивший книгу собственных моностихов, отстоящих в ритмическом отношении от александрийского стиха настолько далеко, насколько это возможно.
Только В. Марков привлекает для сопоставления с русским моностихом отдельные образцы этой формы в поэзии других стран, однако набор приводимых им текстов 9 стихотворений 5 новоевропейских авторов весьма скуден и достаточно случаен. Кроме того, ни один из трех исследователей не интерпретирует историю русского моностиха как историю, т. Все вышесказанное, разумеется, не означает отрицательной оценки работы, проделанной В. Марковым, С. Бирюковым и С. Кормиловым: им принадлежит и честь формирования первоначального канона русских моностихов включая ряд труднодоступных текстов , и постановка вопроса о соотношении моностиха с различными смежными явлениями, и множество отдельных тонких и глубоких наблюдений.
Однако принципиально труды всех трех исследователей в области моностиха относятся к этапу накопления и первоначального освоения материала. Лишь благодаря достижениям этого этапа становится возможной дальнейшая обобщающая и систематизирующая деятельность в соответствующей области. Те или иные отдельные эпизоды из истории русского моностиха не получили за пределами работ трех названных ученых почти никакого внимания — за исключением моностихов Валерия Брюсова, упоминаемых так или иначе во множестве работ, но так ни разу и не подвергшихся специальному изучению в результате которого, как показано нами, само их количество существенно убавляется, а история создания предстает в совершенно новом свете , книги моностихов Василиска Гнедова, остающейся предметом значительных разногласий, требующих нового рассмотрения, и, в самое последнее время, моностихов Владимира Вишневского, обсуждение которых вне контекста истории формы, на фоне в лучшем случае Карамзина и Брюсова, оказывается малопродуктивным.
Даже мимолетные обращения к вопросу о моностихе в историко-литературных и общелитературоведческих исследованиях редки, и, возможно, это к лучшему, поскольку неизученность предмета порождает совершенно ни на чем не основанные заключения — вроде заявлений о том, что моностих «встречается в русской литературе весьма редко и связан, как правило, с жанром эпитафии» [Есин , 23—24], «восходит к латинской традиции прежде всего» [Смулаковская , ], «чаще всего употребляется внутри цикловых образований» [Орлицкий , ] и т.
В русских литературоведческих изданиях справочного и энциклопедического характера упоминания о моностихе, как правило, сведены к минимуму, а редкие исключения также вызывают недоумение. Так, А. Квятковский загадочным образом квалифицирует как моностих каждую строфу фольклорного жанра страданий представляющую собой рифмованное двустишие [Квятковский , ], а Б. Иванюк сообщает о том, что «в некоторых национальных литературах он стал традиционной формой, например, испанский комический моностих dolomas род.
Что касается зарубежных исследователей, то нам известно единственное обращение к вопросам истории русского моностиха из-за пределов России: это труд Ф. Ингольда, составившего на основе [Бирюков ] и материалов журнала «Новое литературное обозрение», посвятившего серию публикаций в вып. Корни современного русского моностиха Ингольд представляет себе весьма приблизительно открывая список основоположников формы именем никогда не писавшего моностихов Велимира Хлебникова — и вовсе не включая в него Брюсова , а в предложенной швейцарским славистом беглой характеристике недавнего прошлого русской литературы удивительно обнаруживать отзвуки вульгарного социологизма, напрямую выводящего эволюцию литературных форм из текущих общественно-политических обстоятельств: «Радикальная редукция объема текста облегчала производство, размножение и распространение тогда еще нелегальной печатной продукции.
К тому же министихи можно было одновременно рассматривать как структурную пародию на эпические большие формы социалистического реализма, выхолощенную риторику политического руководства и коммунистическую партийную прессу» [Ingold , 6] — все это придумано не без изящества, но не имеет никакого отношения к литературной реальности4. Веле основание заметить, что «технически авангардная поэзия — соединение грегерий со строфикой, с аллитерацией, с повтором и возвращением» [Vela , ]; сам Гомес де ла Серна мимоходом назвал свои грегерии «хайку в прозе» [Laget , ].
Тынянова, В. Жирмунского, Ю. Лотмана, П. Руднева, М. Панова, Г. Токарева, М. Гаспарова, В. Бурича, А. Илюшина, Ю. Орлицкого, М. В большинстве случаев, однако, в поле зрения теоретиков находились при этом единичные тексты — только те, которые пользуются достаточно широкой известностью моностихи Николая Карамзина, Валерия Брюсова, Самуила Вермеля, Ильи Сельвинского, книга моностихов Василиска Гнедова , — а потому далеко не все замечания ученых, вызванные тем или иным конкретным текстом, могут быть распространены на все однострочные стихотворения.
Разрозненные высказывания различных исследователей по поводу моностиха, его просодического статуса и места в литературной типологии никогда не подвергались систематизации, не сводились воедино. Вопросы общей поэтики моностиха, различных возможностей, реализуемых авторами различного склада в этой форме, ставились только В. Марковым и И. Сельвинским [Сельвинский a, 73—74; , —], однако незначительное количество текстов, которыми они располагали, не позволило им развить те или иные предположения сколько-нибудь подробно.
Беглые замечания некоторых ученых по поводу поэтики моностиха вызывают большей частью недоумение — в том числе и потому, что неясно, на какой корпус текстов эти замечания опираются например: «принято считать, что данная устойчивая форма лишена непредсказуемости» [Казарновский b, ]. Даже терминологию вопроса нельзя признать устоявшейся. Вместо восходящего к древнегреческому образцу и общего для многих западных языков5 термина «моностих» В.
Марковым была без каких-либо пояснений введена калька «однострок» — что идет вразрез с русской стиховедческой традицией, которая, как правило, не переводит и не калькирует терминов древнегреческой поэтики, даже когда их значение значительно отличается от античного в силу разницы национальных просодий.
Славянизированное именование было принято некоторыми исследователями и авторами или в качестве терминологической замены моностиху, или в качестве синонима6, а в недавнее время были даже предприняты попытки содержательного разграничения двух терминов. Так, «Литературная энциклопедия терминов и понятий» предлагает называть одностроком «жанр, представляющий собой одну строку, в которой в отличие от моностиха невозможно определить стихотворный размер» [Быстрова ] — трудно понять и отчего однострок является в отличие от моностиха?
Не менее неожиданную терминологическую новацию предложил в недавнем интервью С. Бирюков: «Моностих — это стиховедческое определение, независимое от поэтической ценности данного текста. Однострок — это определение, имеющее отношение к повышенному творческому началу, которое мы можем нигилизм эсхатологического дискурса» [Alizadeh ]. Monostich — впрочем, употребительны также англ. Einzeiler, на которые, возможно, В. Марков и ориентировался.
Гатов называет одностроками полностью законченные синтаксически и семантически строки многострочного стихотворения [Гатов , 50], а М. Литовская — относительно изолированные и достаточно краткие для того, чтобы в любом издании предположительно не выходить за пределы одной строки, фрагменты прозаического текста, обладающие определенной содержательно-композиционной автономией [Литовская , , ].
Свой вклад в терминологическую неустойчивость внес и введенный В. Буричем 7 третий термин, «удетерон», имплицирующий весьма своеобразную теоретическую трактовку моностиха как текста и не стихотворного, и не прозаического подробнее в Главе 1 — но при этом в той или иной мере употребляемый и специалистами, которые в целом концепцию Бурича не разделяют прежде всего, [Орлицкий , 32, ], но за ним и, например, оппонирующая ему [Невзглядова , ] , вплоть до полного ее игнорирования: «удетерон, стихотворение, состоящее из одной строчки, разновидность верлибра» [Чибисова , 82] 8.
Понятно, однако, что от содержательных импликаций не свободны и два других термина, поскольку моностих естественно понимать как стихотворную форму, тогда как стихотворность однострока не постулируется 9. Твердо исходя из стихотворности моностиха и обсуждая в Главе 1 как теоретические основания, так и эмпирические свидетельства этого , мы, естественно, последовательно оперируем термином «моностих» В целом приходится констатировать, что мера исследованности русского моностиха может быть оценена как незначительная.
Впрочем, по-видимому, это относится и к зарубежному моностиху: так, Ж. Детюйер в беглом обзоре материалов о моностихе во французских справочно-энциклопедических изданиях приходит к весьма неутешительным выводам [Desthuillers , 39], а в американской научной литературе можно встретить, например, замечание о том, что «со строчками в поэзии дело обстоит так же, как с полами в мире биологии: их нужно не меньше двух, чтобы сам вопрос о поле имел смысл» [LaFleur , ].
Даже в авторитетнейшей «Принстонской энциклопедии поэзии и поэтики» еще в году Т. Гусейновым [Гусейнов , ]. Карцевским термина «моностих» в другом значении астрофический метрически однородный стих [Trubeckoj , ] не создало конкурирующей традиции.
Термин «одностишие» мы традиционно используем для однострочных стихотворных фрагментов, не являющихся самостоятельными произведениями в этом значении термин «моностих» в русской научной литературе практически не употребляется — «строфа-моностих» встретилась нам лишь однажды [Налегач , 49]; в зарубежной науке, однако, «моностих» в значении «изолированный стих» иногда возникает: см. Бирюкову в вопросе о том, что лишь самые лучшие моностихи являются стихотворными.
Относительно подробное освещение моностих получил только в румынском литературоведении, в связи с книгой моностихов классика румынской поэзии Иона Пиллата, однако даже самое развернутое исследование [Chelaru ], при всех содержащихся в нем любопытных деталях и ценных наблюдениях, носит весьма эскизный характер.
Непроработанность теоретического статуса моностиха в мировой литературе, как и в русской, сопряжена с неисследованностью его истории, которая попросту «никогда не была написана — возможно, потому, что сам предмет казался незначительным» [Chevrier , ]. Между тем моностих заслуживает пристального внимания по целому ряду причин. Исторически и теоретически он важен как феномен, маркирующий границу стиха, и при этом, благодаря малому объему каждого текста и обозримому количеству текстов, позволяет провести анализ того или иного элемента текста или аспекта поэтики с привлечением всех имеющихся текстов данной формы.
Кроме того, последовательное изложение истории определенной стихотворной формы на протяжении всего XX века могло бы стать прецедентом, дополняющим более привычный подход к истории стиха как истории тех или иных его структурных элементов метра, рифмы и т. Доступный нам корпус русских моностихов, т. Подавляющее большинство текстов последних 50 лет но также и отдельные более ранние произведения вводятся в научный оборот впервые.
Иные из них принадлежат малоизвестным и второстепенным авторам, однако для истории и теории формы имеют решающее значение В то же время по некоторым давно известным текстам особенно это касается моностихов Валерия Брюсова впервые привлекаются архивные источники, позволяющие прийти к новым выводам и выдвинуть новые гипотезы.
Широкий охват материала дает возможность впервые проследить исторические закономерности в развитии русского моностиха, выделить в этом развитии определенные этапы и тенденции. Этот же материал, исследуемый в последней главе статистическими методами, позволяет выделить различные авторские стратегии в использовании данной формы, различное понимание ее художественного потенциала.
Отдельному рассмотрению — с целью более точного определения подлежащего исследованию материала — подвергнуты смежные с моностихом явления. Впервые в таком объеме привлекаются и параллели из истории зарубежного моностиха: французского, итальянского, испанского и латиноамериканского, английского и американского, японского, румынского, белорусского. Методологическая опора на стиховедческую концепцию Ю.
Тынянова, с нашей точки зрения, не только позволяет корректно выделить корпус подлежащих исследованию текстов, но и дает ключ к анализу конкретных произведений; принципиальную важность для нашей работы имело также развитие идей Тынянова в трудах Ю. Лотмана и М. Рамку для нашего исторического обзора задали намеченные М. Гаспаровым в [Гаспаров ] общие контуры истории русского стиха. Некоторые теоретические идеи В. Маркова и С. Кормилова были взяты нами на вооружение.
При обращении к различным периодам в истории русского моностиха и к различным персоналиям, вовлеченным в эту историю, мы опирались на работы, посвященные этим периодам и авторам, — особое значение имели для нас работы В.
Кулакова по новейшей русской поэзии [Кулаков ] и — несмотря на значительные теоретические расхождения с нашей позицией — капитальный труд Ю. Орлицкого [Орлицкий ].
Приношу мою глубокую благодарность, прежде всего, Ю. Орлицкому, на протяжении многих лет сопровождавшему мою работу над этой темой своим вниманием и поддержкой и, в частности, легитимизировавшему защиту в году первой редакции настоящей работы сравнительно с которой итоговый текст расширен примерно вдвое в качестве диссертационного исследования в Самарском государственном педагогическом университете.
В свое время с первыми набросками будущей книги ознакомились В. Новиков и М. Шапир, чьи отзывы и советы были для меня важны.
Теми или иными подсказками, дополнительными сведениями, консультациями и содействием я обязан Вл. Лукову, С. Сигею, В. Эрлю, Б. Дубину, Н. Азаровой, М. Амелину, И. Пильщикову, О. Коростелёву, С. Ляпину, С. Завьялову, В. Зельченко, Д.
Давыдову, А. Полян, Г. Лукомникову, К. Корчагину, К. Керимову, Е. Горшковой, Г. Утгофу, Д. За помощь в поиске материалов я весьма признателен Н. Горбаневской, О. Лившиной, Д. Безносову, А. Устинову, С. Погодиной, Л. Фричинскому, Ч. Бёрду, Дж. Суиду, У. Хиггинсону, М. Келару, М.
Маурицио и С. Пышкина , благодаря которой я получил возможность поработать в Библиотеке Айовского университета, и создателям интернет-сервиса Sci-Hub. Публикация некоторых предварительных материалов книги стала возможной благодаря содействию А.
Алёхина, Т. Михайловской, С. Кормилова, Н. Азаровой, И. Пильщикова, В. Полиловой и А. Моностих как теоретическая проблема Интерес к феномену моностиха, продемонстрированный начиная с х гг.
Рассмотрим основные позиции по вопросу о статусе моностиха в литературе, предложенные разными авторами. Гаспаров: «Особого рода трудности при определении положения текста между стихом и прозой возникают тогда, когда этот текст слишком короток. В этом случае ни о внутреннем членении текста, ни о поворотах разбивке текста на стихи; лат. Текст воспринимается как стих или как проза исключительно в зависимости от контекста… Эта строка моностих Самуила Вермеля, — Д.
Еще дальше идет В. Бурич, вводящий специальное понятие «удетерон» греч. Орлицкий [Орлицкий , ], к ней же, видимо, склоняется и В. Москвин: «сомнения в стихотворном либо прозаическом статусе моностиха отражены в одном из его наименований — удетерон» [Москвин , ]. Эту наиболее радикальную позицию занимает Г. Токарев: «Почему практически нет стихотворений величиной в одну строку существующее количество моностихов в общем объеме стиховой культуры столь малочисленно, что не является статистически значимой величиной… 12?
На каких же представлениях о поэзии основывают эти авторы отказ причислить к ней моностих? Своеобразная концепция В. Бурича лежит в стороне от современной стиховедческой традиции.
Стихи он определяет как «высказывание или совокупность высказываний, записанные по определенной графической схеме» [Бурич , ]. Заметим, что расплывчатость понятия «графическая схема» позволяет отнести его и к «удетерону» вообразим, например, строчку, в которой каждая следующая буква больше или меньше предыдущей. Исправить эту накладку можно было бы, говоря, вместо «графической схемы», о «графической расчлененности».
Гораздо принципиальней вопрос о функциях поэтической графики, которые, по Буричу, сводятся к «наилучшему способу выявления метрической и рифмической конвенции» в метрическом, или, по Буричу, «конвенциональном» стихе и «закреплению, авторизации нюансов смысла и экспрессии» в свободном, или, по Буричу, «либрическом» стихе ; последнее означает, что графическая разбивка, делающая текст стихотворным, не вносит в него ничего нового ведь «нюансы смысла и экспрессии» в нем, по Буричу, уже содержатся , а лишь фиксирует, в терминологии Бурича, «первичный ритм», т.
Эта точка зрения, восходящая к В. Жирмунскому14, была опровергнута еще Тыняновым, показавшим, что стихотворный ритм, материальным выражением которого служит графическая разбивка, представляет собой нечто принципиально отличное от «первичного ритма» и его сгущения — ритма прозаического, более того, этот стихотворный ритм выступает как самостоятельная смыслопорождающая сила даже в той разновидности верлибра, где стиховое членение совпадает с синтаксическим [Тынянов , 42, 50—51, ].
Игнорирование открытых Тыняновым факторов единства и тесноты ряда приводит концепцию Бурича к методологической некорректности: формальное единство поэзии не сопряжено ни с каким единством содержательным; мало того, что форма у Бурича оказывается, в духе древней и коварной аналогии, стаканом, — в него еще мыслится возможным наливать совершенно разные напитки Удивительно, но факт: чисто формальным критерием готов обходиться в определении 12 Опасная вещь — статистика!
Таким же образом, надо полагать, «практически нет» множества разных литературных форм — от палиндрома до венка сонетов. Разумеется, дальше Гаспаров указывает на семантическую значимость этой расчлененности, на то, что «соотносимость и соизмеримость» «расширяет сеть связей, в которые вступает каждое слово» правда, связи имеются в виду исключительно вертикальные [Гаспаров , 7]; оговаривает он и то обстоятельство, что стиховая расчлененность может и не быть выражена графически.
Однако основное определение не перестает от этого быть односторонним Подобную односторонность, отрыв формального критерия от содержательного резко критикует Г.
Апеллируя к тыняновской постановке проблемы слова в стихе, он определяет стих как «такую форму организации словесного материала, в которой присутствует легко различимый сигнал, указывающий на то, что в данном тексте метаграмматические связи между единицами становятся регулярными, системными и сущностными» [Токарев , 45]. Речь идет о деформированной, в тыняновских терминах, семантике.
Сильная сторона этого определения очевидна: предпринята попытка увязать формальный аспект и содержательный. Правомерно, однако, задаться вопросом: коль скоро графическая расчлененность, узнаваемый метр и т. Тынянову при посредстве Ю. Лотмана18 , что же за сила тогда деформирует семантику, результатом какого воздействия являются регулярные, системные и сущностные метаграмматические связи? Умалчивая об этом, Токарев довольно быстро загоняет себя в терминологическую ловушку: констатируя, вслед за Тыняновым, Р.
Якобсоном и П. Рудневым, что в стихе «отношения между языковыми единицами разворачиваются в двух разнонаправленных плоскостях: по традиционной грамматической горизонтали и по метаграмматической вертикали» [Токарев , 61], он далее переводит метафору «горизонталь vs. Карамзин, Брюсов » [Тынянов , 75]. Но точно так же трактует семантическую роль стихотворной графики Гаспаров!
Таким образом, во всех трех случаях — у Бурича, у Гаспарова и у Токарева, — в основе непризнания моностиха — стихом лежит представление о том, что необходимым признаком 16 В других трудах Гаспарова определение стиха совпадает с этим практически дословно напр.
Клейнин [Kleinin , ], в дальнейшем интересном анализе гаспаровских подходов к определению стиха фокусирующая внимание на других аспектах. Жовтиса, определявшего стих через то, что «в нем обнаруживается корреспондирование рядов, графически выделенных авторской установкой на стих» [Жовтис , 35].
Однако в целом представление о строке как статическом кванте смысла и о динамике стихотворения исключительно как о движении от стиха к стиху имеет своих сторонников скорее среди эстетиков, чем среди стиховедов — ср.
Визуальная автономия каждой строчки в какой-то степени выделяет ее из целостности общей последовательности и представляет ее как ситуацию внутри ситуации» [Арнхейм , —]. Со всей определенностью это утверждают В. Никонов: «Основа стиха — соотнесенность…. Отдельный стих не существует как стих — он становится им лишь в ряду других» [Никонов , ], Ю.
Орлицкий: «Стих подразумевает не столько определенным образом организованный отрезок речи, сколько отношение строк» [Орлицкий , ], В. Москвин: «Определим стихи как отрезки речи, регулярная соразмерность которых воспринимается как ритмическая. Из этого определения следует, что минимальная основа ритмовки — два стиха» [Москвин , 21] Такой подход — безотносительно к проблеме моностиха — опирается, вероятно, на формулировку Б.
Томашевского: «Ритм может быть наблюден и в отдельной строке, но только ряды стихов создают в нас впечатление общего ритмического закона» [Томашевский , 25—26] К формуле Томашевского мы еще вернемся, рассмотрев прежде иные позиции по вопросу о моностихе.
Жирмунский [Жирмунский , 62]. Еще более категоричен был А. Илюшин: «Метр моностихов кажется очевидным и не вызывает сомнений» последующие оговорки Илюшина призваны, в сущности, только подтвердить этот тезис [Илюшин , 63—64]. Марков также полагает, что «примеры строк, где действительно нельзя установить метрической картины без окружения, настолько редки», что ими в разговоре о метрике моностиха можно пренебречь [Марков , ]; впрочем, позиция Маркова к этому, как увидим далее, не сводится.
Если понимать все эти утверждения в чисто констатирующем плане, то сразу выясняется, что статистика исследователей подвела: уже скандальная «Смерть искусству! Но высказывания и Жирмунского, и Илюшина вполне можно истолковать в определительном ключе: моностихи, не построенные на основе известной метрической схемы, невозможны, а метрически неочевидные одинокие строки моностихами не являются.
К этой же идее склоняется, по-видимому, В. Холшевников, замечающий, что «одинокая строка может быть воспринята как стих только на фоне развитой поэтической традиции данного размера » курсив наш, — Д. Наиболее твердо и ясно формулирует эту позицию М.
Панов 22 : «Будем различать: мельчайшие единицы метра; их сочетание, 20 Именно Москвин доводит противопоставление горизонтального и вертикального ритма до абсолюта, объявляя стихообразующим фактором «членение речи на сегменты одинакового слогового объема» вертикальный «силлабический ритм» [Москвин , 15] и отказывая в определительном статусе «симметричному чередованию ударных и безударных слогов» горизонтальный «изотонический ритм» [Москвин , 13, ].
Об эклектизме концепции Москвина и его невнимании к новейшей теоретической базе отечественного стиховедения см. Подробный перечень такого рода заявлений раннего стиховедения приводится в [Devoto ]. Тверьянович и Е. Хворостьянова, предлагающие «условно относить к удетеронам в отличие от моностихов, — Д. В стопном размере эти три единицы такие: слог — стопа — стих.
В тактовике — такие: такт — стих — строфа, сочетание стихов». Различие между ними нейтрализовано. Потому что тактовик по своей сути должен разыгрываться на протяжении нескольких стихов» [Панов , —] Терминология Панова не должна вводить в заблуждение: из приводимого им примера моностих Ильи Сельвинского ясно, что тактовиком он называет дольник, противопоставляя тем самым строго метрический «стопный» стих любому другому как и, по всей вероятности, Жирмунский и Илюшин в вышеприведенных высказываниях К правомерности такого противопоставления можно подходить с разных сторон.
Панов напоминает — и это чрезвычайно важно, — что стих — основная, но не элементарная единица стихотворной речи. Понятие стопы, как это уже не раз подчеркивалось, требует реабилитации: акцентируя внимание на том, что стопа — не реальность, а абстракция, современное стиховедение едва не упустило из виду, что абстракция — это ведь тоже реальность, только особого рода Детальное рассмотрение этого вопроса выходит за пределы нашей темы, поэтому заметим лишь, что позиция Панова возвращает нас к тыняновскому положению о том, что «системный метрический, — Д.
Каждое частичное неразрешение изготовки этой мелкой единицы динамизирует системный стих» [Тынянов быть идентифицирована ни с одним из силлабо-тонических размеров» [Тверьянович, Хворостьянова , 38]. Брейниг [Breunig , ], а вслед за ним и Жак Жуэ [Jouet ] — впрочем, годом позже выпустивший книгу собственных моностихов, отстоящих в ритмическом отношении от александрийского стиха настолько далеко, насколько это возможно. Лотман [Лотман , ], позиция которого вообще весьма близка к позиции Панова.
В связи с этим вызывает удивление идущее от П. Руднева [Руднев , 48—49] сближение стиховедческой концепции М. Лотмана со взглядами Б. Бухштаба, напротив, это понятие решительно отвергавшего [Бухштаб , особенно —], — при том, что и это нередко упускалось ссылавшимися на Бухштаба последующими теоретиками конституирующая поэзию по Бухштабу «двойная сегментация» включает в себя «членение на стихотворные строки и на более крупные и мелкие, чем строка, стиховые единства» [Бухштаб , ], т.
Подробное изложение теоретических взглядов М. Лотмана в [Лотман ] не содержит никаких упоминаний о моностихе, однако понимание им свободного стиха как стиха с фразовой стопой не оставляет, по-видимому, места для неметрического моностиха; впрочем, само понятие метра М. Лотман трактует весьма широко и даже допускает возможность «непросодического стихосложения» [Лотман , —], в котором в роли метрических единиц выступают определенные синтаксические и даже семантические единства ср.
Но, с точки зрения Ю. Тынянова, таким же образом устроен и дольник «паузник» — в современной ему терминологии! Сколь бы логичным ни было введение Пановым трехуровневой иерархии метрических единиц, при ее применении не учитывается то принципиальное обстоятельство, что повтор в поэзии — это повтор не равных единиц, а приравненных 26 ; дольник приравнивает разносложные стопы или, если угодно, разносложные междуиктовые интервалы и потому точно так же, как и строго метрический стих, укладывается в трехуровневую схему «слог — стопа доля — стих».
Больше того, можно сказать, что принципиально не укладывается в нее только верлибр, в котором по определению приравниванию подлежат только строки. Поэтому утверждение В. Маркова: «В книжке стихов-одностроков строка, не подходящая ни под один из известных размеров или типов, будет ощущаться как однострочный верлибр» [Марков , ], — содержит противоречие в определении: для того, чтобы квалифицировать стих как верлибр, одной строки недостаточно Заметим, однако, что, при кажущейся близости этого утверждения позиции Гаспарова и несмотря на цитированную выше другую мысль Маркова, сближающую его с Илюшиным и Жирмунским, данная формулировка предъявляет новую позицию по вопросу о статусе моностиха.
Нечто подобное наряду с Марковым утверждает П. Руднев: «Моностих предполагает некий контекст — в данном случае моностих Брюсова, — Д. Отличие формулировок Маркова и Руднева от позиции Гаспарова — тонкое, но весьма принципиальное: в данном случае утверждается, что контекстная обусловленность достаточна для признания текста стихотворным По-видимому, с ними солидарен и Ю.
Лотман, говорящий об «отрывках, воспринимающихся как стихи только благодаря тому, что они включены в более обширные контексты, которые обладают минимальным набором признаков поэзии, но, взятые в отдельности, не могут быть отличены от не-поэзии» [Лотман , 45]. Describes the various stages of the Japanese Stone Age and their relationships with foreign cultures.
Covers the time fr. Neil Gillman has been a part of the JTS community for over 50 years as a student, administrator and member of the facult. This book is a volume in the Penn Press Anniversary Collection. To mark its th anniversary in , the University of.
Документальный бизнес-триллер. Дочери Евы. Романы Т. Проза Татьяны Булатовой. Другие голоса. Другие миры. Думай медленно Духовный путь. Его величество случай. Единственный и неповторимый. Виктор Пелевин. Есть, молиться, любить. Еще раз о любви. Еще раз про любовь. Желанный роман. Барбара Фритти. Женские истории. Женские слабости. Романы Л. Женские тайны. Женщина, которой смотрят вслед.
Женщине XX века посвящается. Жестокие игры. Жестокий романс. Жизнь и любовь. Жизнь одного кота. За иллюминатором. За чужими окнами. Проза М. Метлицкой и А. Советы мудрой свекрови. Заклятые миры. Закон волков. Закон для братвы. Записки музыканта.
Зарубежная классика. Зарубежная проза. Зарубежные графические романы и комиксы. Зарубежный детектив. Зарубежный женский детектив.
Зарубежный романтический бестселлер. Звезда инстаграма. Звезда рунета. Звезда соц-сети. Звезда тренинга. Звезда футбола. Звездные войны. Звёздные Войны Уильяма Шекспира.
Звездный лабиринт. Звезды интеллектуальной прозы. Звезды мирового детектива. Звезды новой фантастики. Знак качества. Знаменитый роман. Филиппа Грегори. Знаменитый тандем российского детектива. Золотая коллекция фантастики. Золотая серия поэзии. Золотий Бабай. Золотой век английского детектива. Золотой компас. Золотой фонд мировой классики. Избранная классика. Издатели всего мира рекомендуют. Проза Джесси Бёртон. Изящный детектив от Галины Куликовой. Иллюстрированная классика.
XX век. Империя бестселлеров. Имперский сыск от Евгения Сухова. Иная реальность. Иностранная литература. Большие книги. Современная классика. Иностранный детектив. Интеллектуальный бестселлер. Интеллектуальный бестселлер мини. Читает весь мир. Интеллектуальный детектив. Интеллектуальный детективный роман Д. Интеллектуальный триллер. Интересный детектив. Интимный дневник. Иранская мозаика. Ирка Хортица - суперведьма! Иронический детектив. Истинно петербургский детектив.
Историческая фантастика. Эпоха Империй. Исторический детектив Николая Свечина. Исторический детектив Николая Свечина и Валерия Введенского. Исторический роман. Исторический роман-бестселлер. Историю пишет любовь. История в романе. История сильной женщины. Воровская любовь. Как работает. Коллекция историй о любви. Капризы и странности судьбы.
Капризы судьбы. Романы Георгия Ланского. Романы О. Кафе "Сайгон". Киевские ведьмы. Кинопремьера мирового масштаба. Кладбище забытых книг. Классика детектива. Классика жанра. Классика эротической прозы. Эммануэль Арсан. Классики юмора. Классическая библиотека приключений и научной фантастики. Классическая и современная проза. Классическая проза Владимира Войновича.
Классический детектив. Классический остросюжетный детектив. Клуб путешественников. Ключи судьбы. Книга non grata. Книга на все времена. Книга о Роберте Рождественском и нашей семье. Книга, которую ждали. Книга, покорившая мир. Книга-загадка, книга-бестселлер. Книги - мои друзья. Книги А. Книги Андрея Кивинова. Книги Виктора Пелевина.
Книги Грэма Джойса. Книги Джека Керуака. Книги Джулии Ванг. Книги для детей и взрослых. Книги Олега Гладова. Книги П. Книги Сесилии Ахерн. Книги Фридриха Горенштейна. Книги, о которых говорят. Колдовские миры. Колесо фортуны. Романы Андрея Ромма. Коллекция киноисторий. Проза Валерия Рожнова. Колычев рекомендует: Бандитские страсти.
Лучшая криминальная драма. Любовь зла и коварна. Королева любовного романа. Королева преступных страстей. Короли бандитского мира. Король на все времена. Корона трёх. Коротка проза. Космические миры. Космос Online. Кошки, собаки и их хозяева. Красная серия. Криминальная мелодрама. Криминальный роман. Кристин Ханна. Круг чтения. Лучшая современная проза. Культовая классика.
Кучерская: настоящие истории. Толстой в изложении для школьников. Лабиринты души. Проза Г. Лабиринты Ехо. Лабиринты Макса Фрая. Лапа друга. Лауреаты литературных премий. Лауреаты мировых литературных премий. Левиада - покет. Легенда мирового детектива. Легенда об Искателе. Легенда русского Интернета. Легендарные фантастические сериалы. Легкие миры Татьяны Толстой. Легкое дыхание. Легкомысленная серия. Лекарство от скуки. Лиза Гарднер. Идеальный детектив.
Линдси Келк и другие. Литературные биографии. Лучшая классика для девочек. Лучшая новая книжка. Лучшая современная женская проза. Лучшая фантастика XX века. Лучше, чем жизнь.
Лучшее в психологии. Лучшее всегда с нами. Книги лауреатов мировых литературных премий. Лучшее от Ларисы Ренар. Лучшее от Пауло Коэльо. Лучшие детективы по лучшей цене. Лучшие книги Виталия Вульфа. Лучшие романы о любви. Лучшие романы о Рождестве. Лучший скандинавский триллер. Любимые книги детства. Любимый детектив Английской королевы. Люблю, жду, верю. Романы Анастасии Машковой. Любовный роман. Любовь без правил. Любовь в эпоху перемен.
Любовь глазами мужчины. Романы Кевина Алана Милна. Любовь и Магия. Любовь и тайна. Романы Татьяны Корсаковой. Любовь и честь. Любовь к жизни. Любовь к истории. Любовь, как жизнь. Люди, которые всегда со мной. Миры Холли Блэк. Магия фэнтези.
Майкл Коннели - король американского детектива. Майкл Коннелли - король американского детектива. Макаммон - лучшее! Макаревич Андрей: автобиографическая проза.
Маккаммон - лучшее! Малая библиотека шедевров. Малая книга с историей. Маленькая французская проза. Малое собрание сочинений. Мандри кохання. Кот Боб и другие. Мастера детектива. Мастера игры on-line. Мастера криминальной прозы. Мастера магического реализма. Мастера саспенса. Мастера фэнтези. Медицинский бестселлер. Мемуары - XX век. Мемуары гейши. Милые обманщицы. Мир приключений. Мир фантастики. Мириманова представляет.
Мировая классика. Мировая классика для детей. Мировая сенсация. Мировой детектив. Мировой мега-бестселлер. Миры Дающего. Миры Кассандры Клэр. Миры Макса Фрая. Миры Нила Геймана. Мистика судьбы. Мистический детектив. Мистический триллер. Михаил Самарский. Лучшие книги для подростков.
Многотомные издания. Модное чтение. Проза Анны Тодд. Модные авторы. Мост через бездну. Моя прекрасная леди. Барбара Картленд. Мудрость Шамана. Мужской взгляд. Новое оформление. МУРу - 90 лет. Мэри Элис Монро. Бестселлеры для солнечного настроения. Мэтр криминального романа. Наринэ Абгарян представляет.
Народная книга. Народное собрание сочинений Виктора Пелевина. Настоящая сенсация! Настоящее время. Настоящий детектив Елены Михалковой.
Наука и будущее. Научно-популярная литература. Национальный Bestселлер. Наши звезды. Наши любимые книжки. Наши там. Невероятный Зотов. Негромкие люди Марии Метлицкой. Недетские книжки. Нежности и метафизика. Проза Елены Колиной. Нектар для души. Нескучная классика. Нет запретных тем.
Детективы О. Ник Перумов. Нобелевская премия. Нобелевская премия Новая жжизнь без трусов. Новая проза. Новая русская классика. Новая Улицкая. Новая фантастика. Новая французская линия. Новинки зарубежной мистики.
Новогодняя комедия. Новые Герои. Новый Алексей Иванов. Новый детективъ. Новый Жихарь. Новый русский бестселлер. Новый сладостный стиль. Проза Василия Аксенова. Новый фантастический боевик. Новый шедевр европейского детектива. Нора Робертс. Мега-звезда современной прозы. О любви - прекрасной и вечной. О чем говорят женщины. О чем мечтают женщины. Обаяние тайны. Проза Артуро Переса-Реверте.
Одиночество и любовь: проза Януша Вишневского. Одобрено Рунетом. Опасные омуты. Опасные связи. Оранжевый ключ. Островок счастья.
Остросюжетная проза Анны Малышевой. Остросюжетная проза Виктории Платовой. Остросюжетный КОТектив. Остроумный детектив. От автора бестселлера "Замок из стекла". От ненависти до любви. От создателя "Облачного атласа". От создателя Билли Миллигана. Проза Дэниела Киза.
